Interview with Dennis Lyxzén. Part I

Refused была основана в 1991 году в Умео, маленьком университетском городке на восточном побережье Швеции, что в 650 км к северу от Стокгольма. Эта группа стала флагманом на удивление сильной веган стрэйт эдж волны, охватившей Швецию в 90-х и подарившую нам помимо Refused такие группы, как Abhinanda, Shield, Final Exit, и даже скучных и никому не нужных Doughnuts (ознакомиться с ранним творчеством этих коллективов и понять, на сколько они были круты, можно на сборнике Straight Edge As Fuck). Впоследствии Refused раздвинули границы традиционного хардкора, наполняя свои песни остроумными манифестами и перформансом, которые ставили под сомнение многие стандарты сцены, что можно понять, слушая, например, альбом The Shape of Punk to Come 1998 года. Больше информации и текстов можно найти тут: www.burningheart.com/refused. Так вот, Деннис Люкссен был одним из основателей, вокалистом и автором песен Refused. После того, как группа распалась в 1998 году, он собрал The(International)Noise Conspiracy – наверное одну из самых популярных политизированных групп современности. В феврале этого года Refused сыграли тайный концерт в Умео, ставший их первым выступлением с момента распада в 1998 году, после чего отлабали несколько шоу в Европе. Так что, видимо, Refused не совсем Are Fucking Dead... Ах, да! Интервью я взял из книги «Sober Living for the Revolution».

Gabriel: Когда я впервые услышал Refused, у меня сразу же появилась четкая ассоциация со стрэйт эдж. Это было приблизительно в 1994 году и тогда я жил в Штатах. Когда вышел первый сборник Straight Edge as Fuck и о Refused стали достаточно часто писать в разных зинах, было очень интересно узнать о такой мощной стрэйт эдж сцене из далекого и непонятного шведского городка. Вскоре, как мне показалось, Refused перестали самоидентифицировать себя со стрэйт эдж или, по крайней мере, больше не распространялись об этом... Что произошло на самом деле?

Denis: Ну, во-первых ты должен понять, что когда мы собрали Refused и вписались во всю эту стрэйт эдж движуху, наше представление обо всем этом очень сильно отличалось от общепринятого. Кроме того, мы всегда позиционировали себя больше как политизированная, а не как просто стрэйт эдж группа. Поэтому я думаю, стрэйт эдж не был очень значительной частью нас. Однако, в 90-х о нас постоянно писали в шведских СМИ. К нам был прикован интерес из-за того, что мы были веганами, при этом никого не парило наше отношение к политике. Вспоминая наш репертуар, думаю, у нас была одна песня о правах животных и, может быть, пол песни о стрэйт эдж. Думаю ты знаешь, как люди любят находить ярлыки, которые потом вешаются на тебя. Помню, когда мы отыграли первые пару шоу, в Умео было буквально два или три стрэйт эджера. Через какое-то время нас стало восемь, потом двенадцать, потом появились Abhinanda и т.д. При этом, на сборнике Srtaight Edge as Fuck, по-моему, даже не все группы были стрэйт эдж. Тем не менее, этот движ объединил людей и многие получили то, к чему у них не было интереса до этого. Повторюсь, что 90-е очень сильно отличались от того, что происходит сейчас. Refused были стрэйт эджерами, веганами, социалистами и анархистами, и остались верны себе до конца. На нашем ласт-шоу, если хочешь, я был с креcтами на руках. 

Gabriel: Я не знаю, можно ли это разглядеть. Я видел кадры с этого шоу. Наверное, надо посмотреть повнимательнее. 

Dennis: Нет, мне кажется ты все равно ничего не увидишь, но я действительно был на крестах. Я до сих пор думаю, что рисовать кресты это достаточно важно. Это как минимум весело, но не надо зацикливаться на том, что стрэйт эдж — это только здоровый образ жизни. Я был стрэйт эджером до Refused, когда еще играл в других группах. Тогда мы играли под впечатлением от Youth Of Today, Gorilla Biscuits, Minor Threat и других групп из Штатов, но так или иначе, больше всего мы любили Seein Red и Man Lifting Banner. Они были единственными в тот период, кто говорил о политике, коммунизме/социализме, стрэйт эдже и о взаимосвязи этих идей. Это очень импонировало нам, так как мы сильно интересовались политикой и использовали стрэйт эдж как, своего рода, основу для продвижения своих идей. Но все равно, большинство ребят из Швеции ориентировались тогда на американскую сцену, и когда мы собрали Refused, нам очень часто приходилось играть вместе со всеми этими группами с Victory Records, типа Strife и Snapcase. В 1996 году мы поехали в Штаты, чтобы сыграть несколько шоу со Snapcase. Мы турили с ними целый месяц и поняли, что все те стрэйт эдж ребята, с которыми мы познакомились за это время, оказались полными идиотами. Поэтому, большую часть времени мы тусовались с крастерами и панками. Это было большим разочарованием для нас. Мы поняли, какие группы выпускаются на Victory и не хотели чтобы нас ассоциировали с этими ребятами. Нам всегда был ближе дух политизированного панка, а не эмо-тенденции, которые преобладали в хардкор-сцене США 90-х. Наша позиция была определенно далека от этого всего. Моими кумирами тогда были ребята из Heartattack, и для меня было ударом ниже пояса, когда они отказались писать о нас. Я переписывался с Кентом МакКлардом и пытался объяснить, что у нас было много общего с ними, но они не особо реагировали. Проблема заключалась в том, что на наших релизах теперь печатались штрих-коды, и такие зины как Heartattack не хотели иметь с нами дел. Так что по сути, мы попали в ситуацию от которой нас самих тошнило. Я имею ввиду, что все эти ребята подходили к тебе и говорили: «Да, я стрэйт эджер, братан, всё ок!» и все в таком духе. При этом все они были просто тупоголовыми спортсменами. Все чем они интересовались, это «хардкор-сцена», и их политика не заходила дальше речей о юнити, о том что мы должны держаться вместе и т.д.. В их планы не входила мировая революция и они не хотели попытаться сделать так, чтобы жить на земле стало лучше. Их интересовал только хардкор, который , наверное, должен был играть в их жизни в течении нескольких лет, потом, по идее, они найдут достойную работу и поселятся в уютном доме за белым забором. То есть, это был действительно странный опыт для нас. 

Gabriel: Интересно, что ты упомянул о Snapcase, потому что я думаю, что это была одна из самых сознательных групп в США того времени...

Dennis: Да, Snapcase действительно были хорошими ребятами. Мы имели возможность достаточно хорошо узнать их, так как провели вместе два тура. В принципе, они крутые, но абсолютно аполитичные. Они были, ну знаешь, типа «да, чувак, мы стрэйт эджеры и вегетарианцы», и это все, о чем они могли сказать. Несколько раз во время туров между нами возникали стычки из-за того, что им не нравилось, что мы слишком много говорили о политике, и реально напрягались, что мы слишком радикальны. Кроме того, даже если парни из Snapcase были сравнительно вменяемыми и врубались в то, о чем мы говорили, с их поклонниками дела обстояли намного хуже. Смешно конечно, но если ты видел фотографии с тура по США 1996 года, то наверное принял нас за крастеров: мы все носили футболки Profane Existence или Exploited.

Gabriel: Так сначала вы были стрэйт эдж-крастерами? Шучу...

Dennis: Мы никогда не были поклонниками краста. Были две группы, которые действительно сильно повлияли на нас - это Man Lifting Banner и Born Against, затем были Slayer. Но не смотря на это, мы всегда считали себя панк-группой. Я имею ввиду, что наша музыка конечно же была метализированной, но все что мы делали, те взгляды, которых мы придерживались и придерживаемся, безусловно, позволяло нам идентифицировать себя как панк-группу. Я не знаю как лучше выразиться, но когда мы приехали в Штаты, мне это напоминало какое-то странное столкновение культур. Среди стрэйт эдж молодежи, которых мы знали в Европе, конечно же не все были радикальными настроенными, но они все были заинтересованы и имели хоть какое-то представление о наших идеях. В Штатах нам постоянно приходилось защищаться, потому что мы говорили со сцены о равенстве, феминизме и правах геев. В ответ мы слышали: «Хэй!Кому это нужно?». В итоге, возвращаясь домой из тура мы ощущали себя как между двух огней. С одной стороны была политизированная панк-сцена, которая не принимала нас, потому что мы играли металл-хардкор и выпускались на Victory, а с другой стороны была тусовка Victory, с которой у нас не было ничего общего. Мы чувствовали себя не особо кому-то нужными и поэтому решили: «Ну и в жопу их всех, будем делать то, что нам нравится». Из-за этого нас перестали интересовать разные ярлыки, в том числе и стрэйт эдж.

Gabriel: О различии сцен США и Европы я слышал и от других людей. Можно ли сказать, что в Швеции, например, была сильная связь между стрэйт эдж сценой и политическими активистами, или по крайней мере все были политически подкованными?

Dennis: Да, это так. Но мне кажется, 90-е, с политической точки зрения были абсурдным временем. Политический ландшафт в 90-х был очень невнятным. Многие активные люди интересовались главным образом индивидуалистическими идеями. Благодаря этому стрэйт эдж и стал очень популярным в то время. Это позволяло тебе быть политически активным и в то же время сохранять свою индивидуальность. По крайней мере в Швеции стрэйт эдж в первую очередь ассоциировался с политической активностью, при том что эта идея сама по себе никогда не являлась чисто политической. Я думаю, что это подошло большинству панков, которые смотрели на политику как на шведский стол с множеством близких идей: вегетарианство, права гомосексуалистов, стрэйт эдж и т.д. На самом деле не так уж много людей говорили о том, как, например, в реальности работает капитализм. Что интересно, все это происходило у нас волнами. Очень много людей в Швеции рубились по правам животных, потом сформировался стрэйт эдж движ, и сейчас та политика, которой придерживается Шведское правительство является, может быть и не прямым, но результатом того, что пыталась продвигать стрэйт эдж сцена в начале 90-х. 

Gabriel: Это очень интересно для меня, человека, который не так давно переехал в Швецию, потому что мне не кажется, что сейчас европейская стрэйт эдж сцена как-то серьезно связана с радикально настроенными политическими активистами, с одной стороны... 

Dennis: Нет, я бы так не сказал...

Gabriel: … но с другой стороны, очень распространены, например, анти-алкогольные акции. У вас они происходят намного чаще, чем в других странах и мне всегда было интересно, является ли это отголоском стрэйт эдж волны 90-х.

Dennis: Я думаю, что в то время, например, защита прав животных была очень тесно связана со стрэйт эдж. Как следствие, если ты политически активен сегодня, и тебе безразличны права животных, значит с тобой что-то не так. Когда я стал вегетарианцем, не было никого, кто бы поддерживал меня. Сейчас дела обстоят совершенно иначе. Позволь еще раз сказать, что между США и Европой есть огромная разница, потому что США — страна, основанная на утопических идеях. Когда был написан Билль о правах, из его содержания можно было уяснить примерно следующее: Закон хорош такой, какой он есть. Это основной принцип нашего государства. Между тем, в Европе говорили о классовых различиях, пережили за последние 100 лет две мировых войны, страны постоянно меняли свои названия, наши границы постоянно пересматривались и изменялись. Поэтому я думаю, что в Европе политику принимают близко к сердцу. Политика для нас это не что-то, в чем мы заинтересованы и из чего хотим извлечь выгоду, а то, чем мы живем. Даже сейчас, с Noise Conspiracy, нам приходится каждый раз отстаивать свои взгляды, когда мы играем в США. При этом, у нас никогда не возникает необходимости по сто раз повторять одно и тоже на концертах в Италии, Испании, Франции или в Германии. Здесь люди могут тебя не понять, если ты им будешь затирать про классовую борьбу, фашизм или капитализм. Но это не потому, что они не хотят слышать об этом, а потому, что все и так достаточно серьезно относятся к этим вещам. В США нам всегда приходится объяснять, почему и зачем нам все это нужно. Создается ощущение, что люди там очень сильно отдалены от политики. Я думаю, это еще одно объяснение того, почему в Европе стрэйт эдж сцена была более политизированной. Еще одним фактором, который сыграл свою роль здесь, были сквоты, в которых живут политически активные люди и где мы играли большую часть своих концертов. Я не имею ввиду именно Швецию, потому что у нас как таковых сквотов не так много, но если ты едешь в тур по Европе, будь уверен, что большую часть шоу будет именно в сквотах. Отсутствие таких мест с такими людьми, конечно, делает тебя более политически неграмотным и отдаленным.

Gabriel: Я так понимаю, что это также значит, что твой опыт общения со стрэйт эджерами в Европе тебе понравился больше, чем в США?

Dennis: Это так, и, как я уже говорил раньше, если ты стрэйт эджер, это совсем не означает, что ты автоматически становишься мне другом, или что я согласен с твоим взглядом на жизнь. Мы знакомились и общались с кучей людей во время туров и со многими из них сохранили теплые отношения по сей день. Это было отличное время. Так было не потому, что все они были стрэйт эджерами. Они были просто крутыми людьми, вот и все. В настоящее время я не могу сказать, что Noise Conspiracy привлекают к себе внимание со стороны, например, youth crew... Тоже самое можно сказать и о других моих группах. Так что в настоящее время я мало знаю о том, что происходит на стрэйт эдж сцене сегодня, но я абсолютно уверен, что разница между сценами Европы и США осталась. 

Gabriel: Ты сказал, что после тура по США Refused не смогли найти своей ниши, так скажем, и послав всех куда подальше стали делать то, что нравится. То есть, это был, по сути, тот момент, когда Refused из хардкор-группы превратился в уникальный и амбициозный проект. В каждой вашей песне звучал какой-то манифест, пластинки стали оформляться более изощренно, и, кажется, группа стала придерживаться определенной экзистенциальной философии. Особенно это заметно на Refused Are Fucking Dead. Просматривая его, мне всегда было интересно, достигли ли вы, ну или по крайней мере некоторые участники группы, того, чего хотели, или нет, потому что ваша группа намеревалась достичь недостижимого. Я все правильно понимаю, или...?

Dennis: Да, ты совершенно прав. Refused начинали как группа, которая хотела выпустить пару семидюймовок(чего мы так никогда и не сделали) и просто весело провести время. Мы, кажется, просто хотели отыграть несколько концертов и закончить на этом. Я думаю, что дальше, обычно, все идет примерно так: ты смотришь на мир вокруг и узнаешь о нем что-то новое, смотришь на все эти группы, и когда начинаешь играть концерты с ними, внезапно осознаешь: «Да мы же в сто раз круче чем большинство из них! Плюс, у нас есть классные идеи!» То есть, примерно таким образом у нас достаточно быстро появилась куча амбиций и претенциозность. Во всем этом можно найти как хорошие, так и плохие стороны: иногда твоя претенциозность заставляет тебя делать действительно интересные вещи, а иногда, и это наиболее частый случай, превращает тебя в мудака. В любом случае, мы поняли, что можем использовать музыку чтобы определить, кто мы такие на самом деле. Однако, это также может создавать проблемы. Когда мы выпустили «Song to Fan the Flames of Discontent», приложили к пластинке маленький фэнзин, в котором постарались объяснить смысл наших текстов и рассказать о наших политических взглядах. СМИ сразу постарались окружить нашу запись своим вниманием и писать о нас везде, где только можно, причем большинство публикаций касалось нашей политики и нашей диеты, нежели музыки. Для тех из нас, кто больше запаривался над музыкой, это стало большим разочарованием, потому что, на наш взгляд, музыка заслуживала большего внимания. Хотя, даже мне было неприятно все это читать и слышать, потому что почувствовалось, что мы не в состоянии спровоцировать те изменения, к которым стремились. Короче говоря, достаточно сложно играть в группе и пытаться при помощи этого изменить мир и превратить всех в революционеров... Это такая перманентная цель, которая может измотать тебя.